Если у Вас возникнет интерес к культуре светского аскетизма и Вы захотите ее освоить для здоровья, похудения, оптимистического тонуса и др. целей, присоединяйтесь к моим блогам и страницам в сетях
    
|
Тому, кто станет светским аскетом XXI века,
СЛАВА! |
Мой e-mail vmmss@mail.ru
В. Соковнин
Развратники пище-вкусовой фасцинации
То, что затягивает тело и психику в зависимость от дурных, наносящих вред, часто извращенных и противоестественных форм поведения, принято называть развратом. 
На слуху и в первую очередь в связи с этим приходит ассоциация с сексуально-эротическим развратом, осуждаемом с тех пор, как человечество стало жить по правилам нравственного порядка. Блуд поэтому во всех монорелигиях осужден как великий грех.
Но другим смертным грехом выведено на сцену стыда и позора чревоугодие, безудержная погоня за услаждением чрева. желудка, пищеварительного тракта. Можно и нужно, по-моему, говорить о пищевом разврате, приводящем к ожирению, болезням и преждевременной смерти.
К пищевому разврату, точно так же как и к сексуальному, ведет услаждающая фасцинация, заложенная в человека эволюцией. Единственным противостоянием ее властному влиянию может быть только коллективный и индивидуальный разум и воля. Так, многие этносы и все религии практикуют длительные посты, а разумные люди - пищевой аскетизм. Те, кто не в силах противостоять вкусовой и пищевой фасцинации, превращают себя в гурманов-заложников и... жиреют, приобретая все известные и не известные медицине, психологии и психиатрии последствия.
Как совершается пище-вкусовой разврат, история человечества дала множество поражающих воображение примеров.
Лукулловы пиры
Лукреций Лициний Лукулл - римский богач, полководец и консул (117-56 гг. до н.э.), славился безмерным чревоугодием, чем и вошел в историю с нарицительным крылатым выражением "лукeлловы пиры". Петроний так описал один из луколловых пиров (Лукулл выведен им под именем Тримальхион).
«Войдя в дом Тримальхиона каждый из приглашенных мыл руки в воде, поданной ему рабом, потом ему омывали ноги, и он ложился на приготовленное ему ложе, а рабы вносили большой стол, посредине которого стояла деревянная курица с золотыми крыльями; около нее лежали павлиньи яйца. Хозяин, улыбаясь, говорил: "Друзья мои, я приказал положить павлиньи яйца под эту курицу. Посмотрим, высидела ли она их?" Гости брали по яйцу, разбивали и в каждом находили жареного жирного бекаса. После этого блюда бокалы наполняли фалернским вином. Затем появлялось новое блюдо: артист повар лепил из фарша карты различных стран, принадлежащих Римской империи. Далее на стол подавался громадных размеров кабан. Любезный хозяин, как будто испугавшись, кричал: "Повар забыл выпотрошить кабана, попробуем сделать это сами!" И вот из желудка огромного кабана начинали сыпаться различные яства: сосиски, жареные птички, орехи, фрукты и прочее. Из груди кабана лилось в бокалы фалернское вино. Из других частей тела вылетали живые птицы и сыпались драгоценные подарки, которые раздавались присутствующим. После того как кабана уносили, на стол подавался огромный жареный теленок. Из его туши также доставали на стол различные кушанья и богатые подарки. Потом гостям предлагалась курица, начиненная рыбой, устрицами, утиными яйцами, разными сластями».
Вот меню не самого пышного приема у Лукулла:
Устрицы из северных морей, дрозды со спаржей, пулярки, тушеные морские моллюски, запеченные в тесте цесарки, черные каштаны; кабан, поданный целиком, но состоящий из десятка приготовленных по-разному частей. К нему: репа, салат, редька и острый соус из морских рыб; огромная мурена с гарниром из морских раков; к ней соус из оливкового масла, уксуса, макрели и различного рода овощей, приготовленных на красном вине; гусиная печенка; испанские зайцы; утки, откормленные инжиром; фрукты...
Из Н.В. Гоголя
Петр Петрович Петух из второго тома «Мёртвых душ» изображен Гоголем во всем великолепии доморощенного помещичьего гурманства России XIX века..
Павел Иванович Чичиков совсем случайно попадает в имение Петуха. И Петр Петрович показывает образец того, так надо на Руси потчевать даже случайных гостей.
«... Дверь растворилась. Емельян и Антошка явились с салфетками, накрыли стол, поставили поднос с шестью графинами разноцветных настоек. Скоро вокруг подносов и графинов обстановилось ожерелье тарелок — икра, сыры, солёные грузди, опёнки да новые приносы из кухни чего-то в закрытых тарелках, сквозь которые слышно было ворчавшее масло».
«...Закуске последовал обед. Здесь добродушный хозяин сделался совершенным разбойником. Чуть замечал у кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая: «Без пары ни человек, ни птица не могут жить на свете». Съедал гость два — подваливал ему третий, приговаривая: «Что ж за число два? Бог любит троицу». Съедал гость три — он ему: «Где ж бывает телега о трёх колесах? Кто ж строит избу о трёх углах?» На четыре у него была опять поговорка, на пять — тоже. Чичиков съел чего-то чуть ли не двенадцать ломтей и думал: «Ну, теперь ничего не приберёт больше хозяин» Не тут-то было: хозяин, не говоря ни слова, положил ему на тарелку хребтовую часть телёнка, жаренного на вертеле, лучшую часть, какая ни была, с почками, да и какого телёнка!.. С винами была тоже история... А за ужином опять объелись...»
На этом история с блюдами еще не закончилась для Чичикова. Павел Иванович «отправился в отведённую комнату для спанья». И «...надобно же было такому стеченью обстоятельств: за стеной был кабинет хозяина. Стена была тонкая, и слышалось всё, что там ни говорилось. Хозяин заказывал повару, под видом раннего завтрака за завтрашний день, решительный обед. И как заказывал! У мёртвого родился бы аппетит. И губами подсасывал, и причмокивал. Раздавалось только: «Да поджарь, да дай взопреть хорошенько!» А повар приговаривал тоненькой фистулой: «Слушаю-с. Можно-с. Можно-с и такой».
— Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол положи ты мне щёки осетра да вязигу, в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да ещё чего знаешь там этакого...
— Слушаю-с. Можно будет и так.
— Да чтобы с одного боку она, понимаешь, зарумянилась бы, а с другого пусти её полегче. Да исподку-то, исподку-то, понимаешь, пропеки её так, чтобы рассыпалась, чтобы всю её проняло, знаешь, соком, чтобы и не услышал её во рту — как снег бы растаяла.
«Чёрт побери! — думал Чичиков, ворочаясь. — Просто не даст спать!»
— Да сделай ты мне свиной сычуг [сычуг — желудок с фаршем]. Положи в серёдку кусочек льду, чтобы он взбухнул хорошенько. Да чтобы к осетру обкладка, гарнир-то, гарнир-то чтобы был побогаче! Обложи его раками да поджаренной маленькой рыбкой, да проложи фаршецом из снеточков, да подбавь мелкой сечки, хренку, да груздочков, да репушки, да морковки, да бобков, да нет ли ещё там какого коренья?
— Можно будет подпустить брюкву или свёклу звёздочкой, — сказал повар.
— Подпусти и брюкву, и свёклу. А к жаркому ты сделай мне вот какую обкладку...
...Чичиков закрыл себя одеялом, чтобы не слышать ничего. Но сквозь одеяло слышалось беспрестанно: «Да поджарь, да подпеки, да дай взопреть хорошенько».
Заснул он уже на каком-то индюке...»
Лукулловы застолья конца XX века в Москве
Вот как описывает московскоие застолья конца XX века писатель Владимир Орлов в романе "Альтист Данилов".
"...В квартире Муравлевых с утра происходят хлопоты, там вкусно пахнет, в кастрюле ждет своего часа мелко порубленная баранина, купленная на рынке, молодая стручковая фасоль вываливается из стеклянных банок на политые маслом сковороды, и кофеварка возникает на французской клеенке кухонного стола. Ах, какие ароматы заполняют квартиру! А какие ароматы ожидаются! В этот день никакой иной гость Муравлевым не нужен. В особенности Кудасов с женой. Но Кудасов чаще всего и приходит.
- Как нынче лобио удалось! - радуется Данилов.
- Ты вот салат этот желтенький попробуй, - спешит в усердии Муравлев,тут и орехи, и сыр, и майонез.
- Соус провансаль, - поправляет его Данилов, а отведав желтое кушание, принимается расхваливать хозяйку как всегда искренне и шумно.
Хозяйка сидит тут же, краснея от забот, готовая сейчас же идти на кухню, чтобы готовить гостю новые блюда."
"И вот является на стол узбекский плов в огромной чаше, горячий, словно бы живой, рисинка от рисинки в нем отделились, мяса и жира в меру, черными капельками там и сям виднеется барбарис, доставленный из Ташкента, и головки чеснока, сочные и сохранившие аромат, выглядывают из желтоватых россыпей риса. А дух какой! Такой дух, что и в кишлаках под Самаркандом понимающие люди наверняка теперь стоят лицом к Москве."
"Данилов ощутил в руке бокал коньяка, и рядом обозначился цыпленок табака из "Арагви".
- Не желаешь для начала? - спросил Данилов."
В. Соковнин готовит к изданию книгу ЧЕЛОВЕК ЧРЕЗМЕРНЫЙ (Homo Luxuriosus)
Книга представляет собой не только результат исследования феномена фасцинации в его многоаспектном действии в живой природе и человеческом обществе, но также эвристическое предупреждение всему человечеству и каждому человеку об опасности вырождения и самоуничтожения, таящейся в фасцинации, особенно в ее массовых видах и формах, в этой своеобразной чарующей бомбе, заложенной во всё живое эволюцией и уже становящейся реальностью у вида Homo Sapiens sapiens.
Книги Владимира Соковнина можно бесплатно скачать: http://www.koob.ru/sokovnin/
АВТОРСКАЯ АКАДЕМИЯ СВЕТСКОГО АСКЕТИЗМА 
